Все нижеописанное происходило в Школе собак-поводырей для слепых, находящейся в то время в расцвете своей деятельности. Мои коллеги и я работали там дрессировщиками и проработали уже по столько лет, что самим страшно. И наряду с профессиональным опытом приобрели независимость суждений, частенько облекаемую в форму черного юмора, пригодного исключительно к внутреннему употреблению. Не в смысле «съесть», а в смысле «трудно понять». Независимость суждений - штука коварная, поэтому мы больше не работаем в Школе. Там теперь работают другие, не обремененные ни независимостью, ни суждениями. (Пример юмора в нашем понимании).
Было это относительно недавно, как раз, когда на смену немецким овчаркам ГДРовского типа и всевозможным полукровкам с их участием пришли собаки ФРГ. Если я сейчас дам оценку этому явлению, независимо от того, какую, то обреку себя на пожизненные препирательства со сторонниками противоположного мнения, причем по форме и степени агрессивности нападки на меня явно превысят степень «вины». «Тому в истории мы тьму примеров слышим…». Мне по человечески, просто как любителю собак, нравятся «ГДР». Ну, все!!! Слово - не воробей. Да, нравятся! Вернее, нравились. Потому что, где они теперь? А мне импонировали массивные широколобые и широкотелые псы, заряженные неуемной и даже, признаю, местами неуместной энергией, готовые к работе всегда и везде, не ведающие, что есть продукты, не предназначенные для усвоения в их пищеварительном тракте. Они подкупали своим полным пренебрежением к мелким житейским неприятностями, стремлением все делать от души, на всю катушку. Порой это причиняло и неудобства, не спорю. Ну, так ведь было за что страдать. За один взгляд живых умных, слегка хитроватых глаз можно простить все. Повторюсь, это мое личное, в данном случае как бы дилетантское мнение. Теперь таких собак практически не найдешь... Те же, которых я встречаю каждый день, оставляют меня в лучшем случае совершенно равнодушной, чаще оставляя чувство досады. Пожалуй, я их все-таки не люблю. Хотя, вообще-то, как дрессировщику, мне до лампочки, как они выглядят. Обеспечивает их строение возможность рабочего использования – и отлично. Вот-вот!!!
Нужно сказать, что в Школе с начала ее существования (более 40 лет) использовали в основном немецких овчарок. Каких? А всяких, главным образом тех, что были наиболее распространены в тот период. То есть сначала, понятно, восточников. Ими Школу сполна обеспечивала система клубов служебного собаководства ДОСААФ. Как я отношусь к восточникам, я не скажу, потому что я их тоже не люблю. Причем почти за то же, за что ФРГшников. Кстати, вот забавно. Восточники-то остались почти в первозданном виде. Даже лучше стали. И если раньше почитатели восточников спорили и враждовали с любителями «ГДР», чуть позже – любители «ГДР» с поклонниками «ФРГ». А теперь промежуточное звено пропало, и они спорят между собой. Интересно, о чем бы это?
Но, если говорить серьезно, восточники они или кто, но в течение нескольких десятилетий именно их использовали для дрессировки, и сотни и сотни этих собак успешно справлялись с непростой работой поводырей слепых. И никакое мое ехидство этого обстоятельства не изменит. Многочисленные отзывы слепых – единственная в данном случае объективная оценка. Конечно, существовал отбор, да и среди признанных пригодными для работы со слепыми не все собаки были так хороши, как хотелось. И все же. И вот к проверенным временем восточникам стали примешиваться подозрительные особи, оскорблявшие своей рыжестью белоснежный непорочный подпал восточников. Причем именно примешиваться, поскольку сначала к нам попадали полукровки, и только спустя некоторое время стали попадаться «чистые ГДР». Внешняя простоватость и нетипичность пришельцев удачно сочеталась с неприхотливостью, живым умом и прекрасной дрессируемостью. Естественно не все 100%. Так просто не бывает. Кроме того, к живому уму частенько прилагался чрезмерно живенький темперамент и агрессивность, что, увы, делало их для нашей работы непригодными. Зато это обстоятельство оказалось на руку питомникам МВД, которым такие экземпляры пришлись весьма по душе. Тоже, между прочим, не за красивые глазки. Получилось, что в течение многих последующих лет основная масса собак-поводырей, подготовленных в школе, состояла именно из ГДРовцев и полукровок, вытеснив практически совершенно чистокровных ВЕО. Для дрессировщика собака либо пригодна для работы, либо нет. Ее происхождение в данном случае никого не интересует, и к такому результату приводил отбор исключительно по рабочим качествам. Люблю я восточников или нет, тоже в подобной ситуации абсолютно не важно. Если собака хорошая, будь она хоть сто раз восточником, она хорошая, и буду я ее дрессировать и радоваться. Между прочим, это не мое индивидуальное мнение. То есть мнение-то, конечно, мое индивидуальное, да только подозрительно точно совпадает с мнениями моих коллег-дрессировщиков Школы. Которые, как и я, ни экспертами, ни разведенцами не являются и руководствуются исключительно здравым смыслом, помноженным на профессиональный опыт. Профессиональная оценка собаки «рабочая – нерабочая» – отдельно, личные пристрастия и симпатии к той или иной породе или ее части - отдельно. Такая вот двуличность. Нет, лучше многогранность!
И вот, только мы вошли во вкус, как с овчарками опять какие-то метаморфозы. К полюбившейся рыжести стала добавляться подозрительная горбатость (чувствуете, что не эксперт я?). Ножки, конечно, обрели вожделенные углы, но зато стали заплетаться. А поводыря, между прочим, почти как волка, ноги кормят. И, если горбик хорошо вписался в дугу поводырской шлейки, то ставший плоским и тщедушным организм норовит из шлейки выпасть. Все бы это ничего, но череп, утратив необъятные размеры и радующую глаз ширину, видимо, лишился и частички своего содержимого. Причем, по неприятной случайности, самой важной частички, ответственной за эту самую живость ума. Соображать живность стала плоховато, и, самое главное, утратила к этому процессу былой интерес. Добавив, невесть откуда появившиеся проблемы с кормлением, получаем неприятную картину под общим названием «не гожусь я в поводыри». Безусловно, это не относится ко всем овчаркам, нам, как и раньше удавалось раздобыть подходящих, только на это уходило куда больше времени и сил. Конечно, происходящие изменения не оставили нас равнодушными. Будучи не в состоянии противостоять им, мы нашли отдушину в оттачивании своего остроумия на несчастных созданиях. Такое типично российское решение проблемы. Так плохо, что даже хорошо. Чем хуже оказывался очередной экземпляр, тем язвительнее были наши шутки. Поэтому Красивый стал для нас просто подарком судьбы.
Подходящих для нашей деятельности собак найти очень нелегко. Их вообще мало. Так было и будет. Слишком жесткие и специфические требования предъявляются к будущему поводырю. Собака может быть замечательной, но не для нас. Все мы, так или иначе, участвовали в поиске пригодных собак, но одна из нас - Алла - занималась этим постоянно. Поднаторев в предварительных переговорах с желающими отдать нам своих собак владельцами, она могла уже на основании телефонного разговора довольно точно прогнозировать результат последующего осмотра собаки. Виртуозно расспрашивая владельца, она умудрялась вовремя уловить различные подвохи и фальсификации, часто совсем неумышленные, избавляя нас от напрасных поездок. Тот, кто не имел с этим дела, даже представить не сумеет, насколько искаженную информацию можно получить от хозяина о его собаке. И сколького он о ней вообще не знает. И вот, переговорив с очередным владельцем, Алла едет посмотреть собаку и по возможности ее проверить. Мы всегда с интересом ждали ее возвращения и рассказа о результатах. Собаки-то нужны. На сей раз, Алла прибыла с вестью, что собака по первому впечатлению и предварительной проверке подходит. Имеет смысл ее взять и тщательно проверить уже в Школе. На вопрос «что за собака-то?» Алла ответила, привычно покривившись: «Да ФРГшник!» И вдруг добавила, как бы удивляясь собственным словам: «А вы знаете, он даже красивый!» До конца рабочего дня и после, по пути домой, мы популярно и очень старательно объясняли Алле, почему не бывает красивых ФРГшников. Объясняющие логикой не блистали, зато отличались завидным красноречием. Алла беззлобно огрызалась, понимая, что жизни ей отныне не будет. На другой день она отправилась за собакой, а мы, занявшись повседневной работой, пребывали в нетерпеливом ожидании. Наконец появилась машина, встречать которую высыпал весь тренерский коллектив. Из машины появилась обескураженная таким повышенным вниманием к своей персоне Алла, а вслед за ней выпал Бим. То есть он полагал, что выпрыгивает, но его нелепые движения производили впечатление неудачного приземления. «Вот, - произнесла Алла неестественно бодрым голосом, - видите - красивый!» Отныне слово «красивый» становится кличкой. В этот момент Красивый неэстетично встряхнулся, желая, видимо, поправить взлохмаченные в поездке перья, покачнулся на запутавшихся ногах, развесил уши и уставился на нас со страдальческим выражением на морде. Коллектив разразился истерическим смехом, в котором утонули робкие попытки Аллы реабилитировать беднягу. Нужно описать Красивого, а это не так просто, потому что он и вправду был красивым. Дело в том, что, невзирая на свой несуразный вид, Красивый выглядел необыкновенно эффектно. Что делало его таким, сразу не сообразишь. Возможно, яркий сочный окрас, толстые лапы и густая шерсть. Более того, впоследствии, поставленный в стойку, он превращался прямо-таки в иллюстрацию к стандарту. Но лишь только конструкция эта приходила в движение, приятное впечатление испарялось. Вид шкандыбающей собаки, в заплетающихся задних ногах которой то и дело запутывается невероятно длинный хвост, навевал тоску. Кроме того, с его лица не при каких обстоятельствах не сходило унылое и по-щенячьи глуповатое выражение. Красивый дожил в Школе до более чем двухлетнего возраста, но физиономия его так и не приобрела свойственных взрослому кобелю форм. Короче говоря, Красивый собрал в себе все свойственные ФРГшникам признаки, которые так раздражали моих коллег, причем в каком-то жутко утрированном виде. Безусловно, наша повышенная ядовитость объяснялась нелюбовью к такому типу собак, и, чувствуя себя уязвленными утратой милых сердцу ГДРовцев, со справедливостью мы были чуточку не в ладах. Но, только чуточку!
Коллеги упражнялись в остроумии, а мне собака досталась в дрессировку. Нельзя сказать, что он был плох. Обыкновенная средних возможностей собака. Впоследствии он благополучно был передан слепому, весьма довольному его работой. Но во время дрессировки с Красивым то и дело происходили забавные недоразумения, к которым я была не готова. Как я уже говорила, хвост у Красивого был необыкновенно длинный. Когда собака стояла в естественной позе, хвост касался земли, стоило Красивому немного больше обычного согнуть задние ноги или просто подальше отставить их назад, изрядный кусок хвоста оказывался лежащим на земле. Ночевали собаки во внутренней закрытой части вольеров и утром всегда с нетерпением ждали прогулки. Внутреннее помещение представляло собой длиннющий коридор с окнами наверху, по одну сторону которого располагались двери вольеров. Красивый обитал в одном из самых дальних от входа вольеров. Однажды утром я пришла к нему, чтобы вывести погулять и, вопреки правилам, поленилась взять на поводок. Обрадовавшись неожиданно обретенной свободе, Красивый выскочил из вольера, намереваясь ринуться по коридору к двери на улицу. Второпях он неловко развернулся в проходе, осев при этом назад. Хвост оказался на добрую четверть длины на полу, и Красивый немедленно наступил на него задней ногой. Бежать, когда хвост прочно припечатан к полу, невозможно, и Красивый, дернувшись, замер в недоумении - такого с ним еще не случалось. Заподозрив меня в каких-то кознях, Красивый оглянулся, убедился, что я совершенно не при чем, и сделал очередную попытку сдвинуться с места. На свою беду, он снова попытался оттолкнуться ногой, стоящей на хвосте, с тем же результатом. Другая, более энергичная собака давно уже сделала бы массу случайных движений и освободилась, но Красивому это не было свойственно. Он снова замер, с тоской глядя на светящийся далеко впереди выход. Выждав секунду-другую, он, наконец, пошел с другой ноги, злополучный хвост выскользнул из-под лапы, и Красивый метнулся к двери, уверенный, что если не уберется немедленно, неизвестный злодей снова схватит его за хвост. Пару раз споткнувшись по пути, он с небывалым проворством выскочил на улицу. На моих глазах такое с ним произошло лишь однажды. Зато во время работы на маршрутах он то и дело спотыкался, его заносило куда-то в сторону. Специальные движения шлейкой, призванные выработать у собаки более уверенную походку – основу инициативной работы, застав его врасплох, приводили к тому, что он обессилено повисал в снаряжении в надежде, что я не дам ему упасть. Во время остановок, пока я хвалила его, давала лакомство, он умудрялся переставить передние ноги так, что после не мог сразу сдвинуться с места. Скажешь ему «вперед!», а он стоит, нога за ногу, и соображает неторопливо, как их распутать. Такая беспомощность в сочетании с парадной внешностью делала его ужасно нелепым, и бесила меня чрезвычайно. «Хорош поводырь, – думала я, – сам на ногах еле держится, как можно ему слепого доверить". В результате реорганизации, проведенной в Школе, мне пришлось вскоре заняться другой работой, и Красивый перешел к Наташе. Слушая, как я делюсь впечатлениями о работе с Красивым, она, вероятно, подозревала, что я преувеличиваю, но, вернувшись с первого учебного выхода с Красивым, сказала только: «Ну и ну!», воздержавшись от дальнейших комментариев. Нездоровый интерес к успехам Красивого не ослабевал. Когда после очередного занятия потрясенная Наташа поведала нам, что Красивый «хотел упасть на маршруте», это вызвало всплеск мрачного веселья.
Прошло время, Наташиными усилиями Красивый постепенно научился справляться со своим организмом, был выдрессирован, сдал испытания, был передан слепому и благополучно отбыл с ним «для дальнейшего прохождения службы», чем и занимается успешно по сей день. Наташа, хотя и заслужила золотую медаль размером с тарелку, ее не получила. И правильно. Если за каждую такую собаку дрессировщику медаль давать, золотого запаса надолго не хватит.
«Вот видите, - скажет мне раздраженный моим нытьем оппонент. - Собака-то не так и плоха, даже хорошая оказалась, раз вы ее слепому передали. Или, может, обманули бедного инвалида, брачок-с подсунули?» Что тут сказать. Дрессируя собак для инвалидов, мы должны, прежде всего, печься об их интересах, обеспечить им надежную помощь. Исходя из этого, желательно, чтобы собака по своим природным данным не просто втискивалась в рамку допустимых норм, но и имела некоторый «запас прочности». Искусственно, посредством дрессировки создавать то, что собаке положено иметь от природы, неправильно. Согласитесь, это уж чересчур, начинать дрессировку с обучения собаки правильно переставлять ноги и не падать. Дрессировка поводыря и так достаточно сложна, чтобы еще заниматься подобными глупостями.
Хочется мораль. Но на ум приходит только пресловутое «нет плохих собак, а есть плохие дрессировщики». Тот, кто до этого додумался первым, наверняка свято верил в непогрешимость этой фразы. Но я-то не верю.